Ежегодно в Петербурге и окрестностях строители вынуждены заказывать десятки и сотни археологических экспертиз. Куда отправляются тысячи артефактов, найденных на будущих стройплощадках, и почему это все не приводит к прорыву в науке?

В вопросе разбиралась «Фонтанка».

С 2015 года — после ряда громких скандалов — правила обращения с подземным историческим наследием резко ужесточились. Все городские девелоперы обязаны за свой счет проводить историко-культурные экспертизы своих участков, чтобы получить разрешение на строительство.

Подобные правила существовали и раньше, но именно изменения в ст. 28 ФЗ-73 с января 2015 года четко обозначили: проект строительства не может быть принят без документа, подтверждающего наличие или отсутствие в границах участка объектов археологического наследия.

Одним из последствий таких изменений стали надежды на то, что сильно недофинансированная до сих государством археологическая работа по изучению истории Петербурга сделает мощный рывок, а новые находки позволят поставить научную работу выше интересов инвесторов. Ожидания оправдались лишь частично. Деньги в отрасль действительно пошли, но оказалось, что дело было не только в них. Огромный массив артефактов, который достается из-под земли, с огромным трудом прокладывает себе путь в витрины музеев. Все громче раздаются голоса о том, что подавляющая часть находок ничего нового об истории города не рассказывает, девать их, по сути, некуда. А порой оказывается, что даже самые важные для археологов участки проще снова закопать и использовать в дальнейшем для современной жизни горожан.

По данным КГИОП, с 2015 года в городе проведено 234 экспертизы. Однако по их итогам лишь 20 археологических объектов были включены в реестр выявленных объектов культурного наследия. В половине случаев там уже проведены масштабные раскопки, и участки были исключены из этого реестра. То есть теперь там снова можно строить.

Археологический девелопмент

Даже если на участке девелопера находятся исторические артефакты, их, как правило, в лучшем случае отправляют в музей, и стройка продолжается. Примеров, когда археологи ставили крест на петербургских коммерческих проектах, — единицы. Хотя нынешнее законодательство крайне строго регламентирует приоритеты: сперва на участок должны выходить археологи, и лишь потом — бульдозеры.

Никакой монополии на проведение таких работ в Петербург нет. В Сети множество объявлений с предложениями девелоперам провести историко-культурные экспертизы на их участках. Назвать четкую цену на сферическую экспертизу в вакууме никто не берется — каждый случай индивидуальный. Где-то это десятки или сотни тысяч рублей. А рекордный пример — Охтинский мыс, где речь шла о сотнях миллионов рублей.

Среди предложений — не только проведение историко-культурных экспертиз, которые необходимы для составления специального раздела проектной документации, необходимого для начала строительства, но и помощь в исключении объектов из реестра культурного наследия.

«Мы с удовольствием найдем гуманные идеи и поможем в поиске компромиссов, для реализации объективных причин для того, чтобы исключить объект из Единого государственного реестра, с сохранением определенных условий по владению и пользованием памятником истории и культуры», — приглашают археологи-предприниматели.

Однако большинство серьезных девелоперов предпочитают все же не рисковать и обращаться к более понятным, влиятельным и именитым структурам. В городе работает полторы тысячи аттестованных Минкультом экспертов, у нескольких десятков специализация так или иначе связана с работой с древностью. Среди частных компаний хватает тех, кто работает по всем правилам и без шулерства, и перед тем, как выдать заключение о возможности строительства на историческом участке, проводит настоящую археологическую разведку. Но почти половина подписей на таких экспертизах, судя по реестру государственных историко-культурных экспертиз на сайте КГИОП — от сотрудников Института истории материальной культуры (ИИМК) РАН.

Поговорив со специалистами-археологами, которые своими руками перебирают землю под будущими стройплощадками и выписывают документы, позволяющие выпускать после себя тяжелую технику, редакция выяснила: похоже, больших открытий в границах города в последние годы не делалось.

В основном речь идет об уточнении уже известных фактов. Фундамент разрушенного большевиками Литовского замка на Мойке, 102, оказался ровно там, где все его и ожидали найти. Под современными конструкциями Петропавловской крепости отыскались остатки ее деревянной предшественницы. На Мичуринской улице, как и следовало ожидать, находится район, прилегавший ранее к первому городскому Гостиному ряду на Троицкой площади.

Тем не менее малозначительные, с точки зрения обывателя, находки вроде осколков керамики, пуговиц, остатков фундаментов разрушенных зданий представляют насущный интерес для ученого. По содержанию культурного слоя можно много рассказать об особенностях быта того времени, ранее не попадавших в диапазон интересов тех, кто описывал жизнь Петербурга в прошлом, подчеркивает завсектора архитектурной археологии Государственного Эрмитажа Евгений Торшин.

Прах к праху

Однако далеко не все артефакты, найденные в ходе проведения историко-культурных экспертиз по заказу девелоперов, действительно могут рассказать что-то новое об истории города. По крайней мере, обывателю. На языке археологов это называется «не подлежат экспозиции».

Даже музейщики Петерубрга в неформальном общении с журналистами признают: существует большая проблема с тем, как обращаться с найденными археологами предметами материальной культуры.

«Представьте себе, что они находят пятьдесят тысяч фрагментов керамики — битых черепков. По идее, это все надо принять, зафиксировать, описать, сфотографировать в трех проекциях. А дальше — где-то хранить и отчитываться о них. Не все музеи сейчас рады такому. А в мире уже есть практика, когда археологи, найдя что-то и прямо на месте самостоятельно описав, закапывают назад», — объясняет представительно одного из крупнейших музеев Петербурга.

Как рассказывает Наталья Соловьева, заместитель директора ИИМК, когда речь идет о массовых находках — тех же осколках керамики конца XIX — начала XX века, которые в большом количестве находятся в ходе изучения девелоперских участков, они после изучения и описания вновь закапываются в землю.

«Человеку, который посещает музей, может быть просто не интересно смотреть на какой-то маленький черепок. А для специалиста они представляют интерес. Весь материал полностью обрабатывается, включается в научный оборот, и дальше он может быть перезахоронен на том же объекте, — рассказывает она. — При этом места, обозначающие нахождение культурного слоя, по распоряжению министерства не выдаются в СМИ. Потому что у нас с вами есть черные археологи». Часть массового материала была перезахоронена даже на Охтинском мысу.

Тем не менее огромное количество действительно уникальных экспонатов ученые оставили на поверхности. Сейчас они находятся в разных музеях города или в хранилищах ИИМК. «У нас нет экспозиционных залов. Мы лишь иногда делаем выставки. Но мы имеем право на хранение», — объясняет Наталья Соловьева.

Кто обжигал горшки

На сайте ИИМК — ведущего профильного заведения на Северо-Западе и одного из авторитетнейших в стране — есть данные о десятках проведенных экспертиз, разведок и раскопок. Их беглый анализ констатирует: большинство доступных для публики отчетов не фиксирует ничего примечательного на новых стройплощадках. Но даже на тех немногих объектах, где какие-то артефакты все же находятся, эксперты констатируют отсутствие какого-либо интереса науки к изучаемым участкам.

Один из самых больших объемов находок, к примеру, описан по итогам разведки 2016 года на Клинском проспекте, 25, где московская компания KESCO на месте бывшей табачной фабрики планирует строительство 9-этажного жилого комплекса на 163 квартиры общей площадью более 30 тыс. м2. Судя по отчету специалистов ИИМК, на этом месте было найдено 435 артефактов. До передачи в государственный музейный фонд находки приняты на временное хранение в ИИМК РАН. Дальнейшей хроники изучения этого места в открытом доступе нет. Было ли оно продолжено и каковы итоги изучения найденного, понять очень трудно.

Далеко не все результаты археологических исследований, которые проводил за последние годы ИММК, есть в открытом доступе. «Нас никто к этому не обязывает. Мы вольны выкладывать или не выкладывать, — объясняет Наталья Соловьева. — В случае обнаружения объектов в ходе разведки проводятся раскопки. И уже эти отчеты мы, разумеется, не публикуем. Никогда. И имеем на это право. Потому что это наша интеллектуальная собственность».

Правда, судя по тому, что в марте этого года компания отчитывалась о ходе демонтажных работ на месте фабричных корпусов, масштабные археологические работы на Клинском проспекте могли и не проводиться.

Также неотрицательным результатом могли похвастаться участники археологической разведки 2017 года на Лиговском, 60–62, — на месте бывшего завода Сан-Галли. Ими руководила как раз Наталья Соловьева. Там найдено и изучено 117 артефактов, уточнена степень сохранности культурного слоя, его мощность и особенности залегания. Судя по приводимым учеными аргументам, территория на Лиговском, 60–62, довольно перспективная для изучения: «Местность, на которой находится исследуемый участок, начала осваиваться еще в ХII веке, когда новгородскими купцами здесь был проложен торговый тракт к р. Неве».

Тем не менее изыскания на месте завода Сан-Галли, похоже, не стали прорывом в деле изучения истории Петербурга. «Обнаруженные и полностью изученные в ходе работ фрагментированные разрушенные участки исторического культурного слоя не обладают совокупностью признаков, необходимой для регистрации выявленного объекта культурного (археологического) наследия», — таков приговор команды под руководством Натальи Соловьевой. Тем не менее финская компания EKE, которая выкупила в 2017 году участок у Сан-Галли, так и не приступила к строительству жилого комплекса, но ее представители подчеркивают, что задержка никак не связана с археологией, и сейчас завершаются проектные работы.

Большое количество артефактов находилось и при обследовании в Кронштадте участка, где планировалось строительство газопровода (рядом с Кронверкским каналом). Общее количество собранных в коллекцию предметов там — 111 штук. «Обращает на себя внимание многочисленность фрагментов винных бутылок, помадных баночек, фарфоровой и фаянсовой посуды, две пуговицы от мундиров, фрагмент пепельницы или чернильницы, имеющий отношение к морскому ведомству», — перечисляют «интересные вещи» в своем отчете ученые. Тем не менее вердикт также суров: «установлено отсутствие сохранившегося стратифицированного культурного слоя, который может стать объектом сохранения».

Не особо помешали планам строителей — в данном случае, энергетиков, — исследования дворовой территории на Мичуринской, 14. В рамках программы подсветки детских площадок пришлось проводить историко-культурную экспертизу, в ходе которой археологи установили, что речь идет об участке культурного слоя района Троицкой площади. Объект был признан выявленным объектом культурного наследия, внесен в соответствующий реестр. Подсветить детские площадки к счастью, это не помешало, а каково будущее культурного наследия на Мичуринской, 14, «Фонтанке» не удалось выяснить ни у чиновников, ни у ученых.

«Изучен и исключен»

Похожая история с Литовским замком на Мойке. Там также проводились серьезные археологические исследования в ходе строительства «Охта Групп» элитного жилого комплекса. Существует отчет о найденных артефактах и фундаментах крепости, однако в реестрах об этом адресе стоит отметка: «изучен и исключен из перечня выявленных объектов культурного наследия».

Этот вердикт — результат двух лет исторических изысканий и споров о научной ценности фундаментов.

«В итоге, когда мы вынули эти фундаменты, они очень долго у нас хранились, даже после того, как было получено решение Министерства культуры о том, что они не являются объектами культурного населения и с них сняли охрану, — вспоминает Михаил Ривлин, заместитель председателя правления компании «Охта Групп». — Часть из них мы передали музею МВД, что-то — соседней школе. Какие-то кирпичи у нас забрали коллекционеры. Но среди тех, кого интересовали эти экспонаты, не было ни одного из псевдоградозащитников, которые активно выступали против стройки под предлогом большого интереса к Литовскому замку. Им эти фундаменты в итоге оказались не нужны».

В определенных случаях археологи не особо вставляют палки в колеса девелоперам, даже когда речь идет не о бревенчатых фундаментах и мусоре из выгребной ямы, а о целом старинном забытом кладбище. По крайней мере, в Нейшлотском, 3, где в ходе подготовки историко-культурной экспертизы были найдены захоронения почти 600 человек XVIII–XIX веков, а общий объем найденных объектов превысил 2,5 тысячи. Еще в 2018 году весь участок инвестора был включен в перечень выявленных ОКН. Однако уже в 2020 году (после демонтажных работ существующего на участке здания), площадь охраняемой зоны резко сократилась: осталась лишь тонкая кромка по периметру застраиваемого участка, которая вряд ли помешает предпринимателю Алексею Ренжину воплотить в жизнь планы по строительству многоэтажного жилого дома.

Ничего удивительного в этом не видит Наталья Соловьева: «Кладбище там не функционировало еще со второй половины XVIII века. Там были мостовые и постройки, кладбище было под ними». Что же касается останков похороненных там петербуржцев — они сейчас в работе у антропологов ИИМК, рассказывает историк.

Такой ход — вывезти все найденные кости для изучения — по какой-то причине не подошел для едва ли не самого скандального девелоперского исторического участка последних лет — так называемого Кладбища первых строителей Петербурга на Сытнинской улице. Компания «Унисто Петросталь» приобрела у города ветхие дома для превращения их в офисно-гостиничный комплекс. Однако после демонтажа под ними нашлись массовые исторические захоронения. С точки зрения истории города они представляли несомненный интерес. «Собрана коллекция археологического материала, представленного фрагментами типичных вещей городской бытовой культуры Нового времени», — записали по итогам изучения этой местности сотрудники ИИМК.

Старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии (Кунсткамеры) Станислав Бельский вспоминает, что по итогам изучения останков ученые подтвердили, что на кладбище были похоронены по большей части мужчины, с антропологическими признаками, характерными для прибалтийско-финского населения. «То есть простые мужики, которые сгонялись с окрестных деревень, — объясняет ученый. — Это важно для уточнения уже известных нам фактов. Казалось бы, мы и так много чего знаем, но детали орнамента порой складываются не так, как мы ждали».

Вместе с тем после ухода археологов с Сытнинской улицы актуальный статус этого объекта «изучен и исключен из перечня выявленных объектов культурного наследия».

Почему «Унисто Петросталь» так и не смогла ничего там построить, в отличие от более удачливых коллег-девелоперов, — это уже другая история. Уже после того как археологи завершили все исследования, что позволило исключить участок из перечня ОКН, городские депутаты внесли весь участок девелопера — даже ту его часть, где кладбища не было, — в разряд рекреационных зон, что и поставило крест на инвестиционном проекте. Однако и с рекреационной функцией не сложилось. После ухода археологов там образовался пустырь (под ним все еще остаются интересные для историков фундаменты древних построек), который местные жители стихийно использовали как парковку и площадку для выгула собак. Лишь брошенные не так давно поперек въезда бетонные блоки положили конец стоянке там автомобилей. Однако Кладбище первых строителей Петербурга так и остается заброшенной неухоженной зоной, поросшей бурьяном, и лишь большой оптимист сможет признать некие рекреационные функции, которое оно — в теории — выполняет.

В одни руки

Вместе с тем, чтобы обезопасить себя о тех проблем, с которыми столкнулась «Охта Групп» и многие другие городские девелоперы, Михаил Ривлин рекомендует внимательнее изучать историю места, где находится участок, который планируется купить. «Все проще, если ты хорошо знаешь историю места — понимаешь, что там может оказаться и с чем надо считаться. Надо стараться сотрудничать с адекватными археологами и готовить как-то общественное мнение», — рекомендует эксперт.

Один из самых известных в Петербурге археологов, Петр Сорокин, старший научный сотрудник отдела славяно-финской археологии ИИМК, сетует, что в Петербурге нет единого центра по изучению и экспонированию именно городских археологических артефактов. Даже собранный на Охтинском мысу материал, который, казалось бы, логично собрать в одном месте, разошелся по многим музеям: Эрмитаж, Кунсткамера, Музей истории Петербурга.

Самый очевидный вариант для концентрации усилий всех частных и государственных организаций, которые занимаются охранной археологией, — Музей истории Петербурга. Однако становиться именно археологическим центром для него — не вариант, говорит заместитель директора по науке и развитию музея Сергей Калюжин.

«Все предметы, которые сейчас находятся, связать трудно. А создавать склады музейных ценностей никто не хочет, да и не все предметы обладают той ценностью, которая позволяла бы нам показывать их», — объясняет Сергей Калюжин, подчеркивая, что его музей в каждом случае ведет отдельную работу с археологами, отыскавшими в ходе разведок на частных участках какие-то артефакты.

По словам Петра Сорокина, государство выделяет крайне мало средств на обработку и изучение того, что удается найти за счет денег инвесторов. Ведь оплачивать дальнейшую научную работу они не обязаны. Самый вопиющий случай — тот самый Охтинский мыс. После того, как десять лет назад проводимые за счет инвестора и владельца участка исследования закончились, и бесценные свидетельства истории пришлось законсервировать, денег, а главное — воли продолжать изучение на этом месте у чиновников так и не нашлось.

Из свежих примеров — открытия, сделанные в 2018 году в ходе реконструкции трамвайных путей на Среднеохтинском проспекте. Как и ожидали ученые, под слоем асфальта там были найдены остатки крупного шведского поселения. То, что успели увидеть и спасти археологи за короткое время, что дорожники отвели им для изучения этого культурного слоя — лишь малая толика того, что можно было бы сделать. Остальное пришлось закопать. Охранный статус, присвоенный этому месту, не дает разрушать допетровскую историю. Однако на глубокое изучение нет ни денег, ни принципиальной решимости властей.

Логика иезуитская, подтверждает один из серьезных специалистов-археологов: раскопки должны вестись только если планируется стройка. А раз стройка остановлена, то и раскопок быть не должно. Ведь культурному слою ничего не угрожает.

Более того, если археологи видят, что новое строительство не потревожит культурный слой, они не настаивают на более тщательном изучении его участка. «У археологов на первом месте — физическое сохранение объекта, а не раскопки. Оставить на потом. Потому что те, кто придет потом, будут умнее нас», — объясняет Наталья Соловьева.